детектив, главы

[1jannasaban]

 

 

Звонок телефона показался грубым и очень громким. Лена ответила хриплым от страха голосом:

-         Лена, как хорошо, что ты дома. Немедленно звони маме и как-нибудь осторожнее сообщи, что умерла её мама, это Екатерина Евдокимовна, соседка, из Горска, помнишь? Приезжайте на похороны, девочка. Мне жаль, что так случилось, но перед временем все бессильно.

«Судьба», - подумала Лена.

Прежде чем позвонить маме, пришлось ехать в универ, на кафедру, писать объяснительную,  отпрашиваться. Страх прошел, надо было только не вспоминать жуткий  рваный живот, вонь и кровь, поднимавшуюся фонтаном. «Кто его так, господи? Кто бы ни был, он меня видел. Надо сматываться.».

Уже через три с половиной часа они с мамой садились на поезд. Утренний кошмар отодвинулся, казался сном. «Как сказала Екатерина Евдокимовна? Перед временем все бессильно». Проблему, где взять денег на дорогу и похороны разрешила Лена, объяснив, что заняла деньги в студенческой кассе взаимопомощи. Мама была так расстроена, что серьёзно вникать ни во что не стала, лишь бы поскорее уехать. Бабаня, как с детства привыкла звать бабушку Лена всегда была старенькой, может, потому что Нина, Ленкина мама – поздний ребенок, может, потому что она всегда пыталась выглядеть старше, закрыться, спрятаться от докучливых вопросов об отце девочки, появившейся словно неоткуда. В маленьком городе все всё друг о друге знали, никакой сколько –нибудь значительный роман пропустить не могли бы. Но никого возле молчаливой Марии Сергеевны, всегда серьёзной, сосредоточенной учительницы биологии, приехавшей в Горск в начале войны, когда приезжали многие, не было. Как-то так получилось, что ей никто не был интересен. Дружила она только со своей соседкой, Екатериной Евдокимовной, которая работала руководителем группы продленного дня в той же школе, что и Мария Сергеевна. Обе крупные, решительные, серьезные, как и положено учителям провинциальной школы. Екатерина Евдокимовна одна растила сына Колю. Её муж умер от воспаления легких еще до войны. Когда  школу переоборудовали под госпиталь, она все-равно осталась в ней, работала санитаркой. Мыла, стригла, выносила, жалела. Жалость и участие нужны были прежде всего. Иначе не вынести было много часов на ногах почти без всякого питания. Ели, в основном, вареную картошку. Горячую или холодную. С хлебом и солью, если были или без таковых.  И ещё соленые, сушеные, маринованные грибы, которые вдоволь давали леса. А ещё бруснику, чернику, клюкву, которые просто спасали жизнь У них в подвале сколько Ленка себя помнила всегда стояли бутыли с залитой крутым кипятком брусникой,и бочки с капустой, солеными грибами. , матерчатые мешочки с сухими грибами…

 Многие соседи разъехались во время сражений под Тихвином, особенно после его сдачи. Несколько десятков километров до фронта кого угодно заставит сойти с ума от страха. Ленка много раз выслушивала рассказы Екатерины Евдокимовны о том как в эти сумасшедшие дни она сохранила и присутствие духа, и сына, которому едва исполнилось два года… К слову, сохранила она и квартиру соседей, пытавшихся эвакуироваться в тыл. Да только бомба, свалившаяся на поезд, не позволила им этого. В эту самую квартирку, состоявшую из двух больших комнат, и поселили позже Марию Сергеевну. Почему-то Ленка всегда спрашивала бабушку, откуда и как попала она в Горск, кто был её мужем Бабаня только отмахивалась.

- Тоже мне, следопыт. От войны бежала, да не убежала. Из Москвы тогда многие … Думала в Питер, а там уж… Здесь-то все в панике были, километров пятнадцать до немцев оставалось. Бежать боле некуда было. Решила , что ни будет, а никуда отсюда не уйду. Так вот, следопыт.

  Все это казалось столь далеким. А дедушек не было у многих,  после войны это никого не удивляло… Ей безумно нравилось, когда в гости к Екатерине Евдокимовне приезжал сын, Николай. Весь большой дом наполнялся его голосом. Он был солистом большого театра и, казалось, что постоянно включено радио. Разговаривал он, распевался или просто отчитывал непослушную дочку Ирочку, его голос жил, двигался, пульсировал. Екатерина Евдокимовна даже извинялась перед соседом снизу, Ленка слышала и не раз. Но что же можно сделать со стихией. Только подчиниться. Иногда Ленка думала, что в голос Николая ушел весь природный темперамент и решительный характер соседки. Если бы ни она,   бабушка ни за что не смогла бы вырастить свою дочь и маму Лены.

Вот так оно все было связано. Только недавно Лена узнала, что портрет лихого военного с усами и орденами ни в коем случае не портрет её дедушки, а совсем даже её прадед, Сергей. Она обрадовалась, что нашлись какие-то более глубокие корни, и совсем перестала задавать вопросы, казавшиеся неприятными бабане. Такая добрая, чистая, вкусно пахнущая ванилью, бабаня огрызалась на неудобные вопросы Ленки;

- Ты что- следователь? Дедушка её где? Там же где все. На кладбище.

Правда,  на городское кладбище они никогда не ходили, видно похоронен он был в другом месте. Какой-то Яков, потому что маму звали Нина Яковлевна.  Имя казалось то слишком простым, то загадочным. А потом обыкновенным.

Но не все беседы о прошлом кончались так воинственно. Бабаня с удовольствием рассказывала о маме, её увлечениях, болезнях, успехах. Как храбро она поехала поступать в Ленинградский университет. Как жила на квартире, потому что студенческая общага не понравилась бабане, а Нина не захотела спорить. Как защитила диплом… Да мало ли что было рассказывать. Иногда рассказывала о своих родителях. При этом всегда возникали образы странные, ни на что не похожие. Это были рассказы о выездах шестеркой, любимом кучере, веселом можордоме, кто бы он ни был. 

«Сейчас-то можно спросить, кто был моим дедушкой. И прадедушкой». Бабанина соседка наверняка знала всё. Мама всегда отмахивалась от Ленкиного пустого интереса. Говорила, что сама маму не судит, и другим не позволит. Выступать в роли бабаниного судьи у Лены желания не было. Тем более, что она по иронии судьбы была на неё совершенно не  похожа. Также, впрочем, как мама Лены. Правильные черты лица, темные волосы, вьющиеся и у той и у другой с рождения, темные, как омут глаза. А бабаня светловолоса, сероглаза и с веснушками, которые с возрастом перешли почему-то на плечи. Мама говорила, что в детстве по глупости сочинила себе историю, что бабаня её усыновила, вернее удочерила во время войны. Может, и сама бы в конце концов поверила выдумке, но уж очень говорят, громкая была история с её беременностью.

Она приехала в Горск в 1941, война во всю полыхала, в школе, куда хотела устроиться учительницей, уже был госпиталь. Но она все-равно устроилась туда работать. Помогла Екатерина Евдокимовна. А когда через несколько месяцев стало ясно, почему её так часто тошнит, собрали даже партсобрание. Но бабаня твердо сказала, что ни на кого не в обиде, ребенка родит и воспитает советским человеком и кучу прочей ерунды. Ну, от неё и отстали. Вскоре она переехала в квартиру, по соседству с Екатериной Евдокимовной и родила дочь. Ленку бабаня очень любила, ссорились они несколько раз только по одному поводу. Бабаня не позволяла ей трогать забавный, немного страшный ночник, всегда стоявший у изголовья её постели. Был он самодельным, кто-то смастерил его из черепа рыбы, как утверждала бабаня, щуки. Но включать его не дозволялось никому.

Как-то раз маленькая Ленка утащила его на кухню, чтобы выяснить, что там внутри, и увидела какую-то надпись, но прочитать её грозная бабаня, настигшая воришку и безжалостно отобравшая череп, не позволила.

 И мама, и Лена знали, что гипертония, от которой много лет страдала бабаня, в конце концов себя покажет. И она показала. Мама плакала, чувствовала себя виноватой, хотя лет бабане было уже восемьдесят пять.. Но ни слабой, ни безвольной она никогда не была. Сама убирала квартиру, ходила за покупками, читала книги и газеты, ухаживала за садом, в котором пропадала с апреля по октябрь. Именно за это Ленка её любила . «Ну, характер»,- так говорили про неё по каждому поводу в Горске с тех самых пор, как она отказалась сообщить любую информацию об отце своего ребенка, кроме той, что зовут его Яков.

 Сейчас Нина Яковлевна пыталась ответить на вопрос, когда привезти домой тело своей покойной мамы из морга, чтобы проститься, но ничего, кроме слез, у неё не получалось. Она не была готова к тому, чтобы как-то серьёзно распоряжаться похоронами, поминками, общаться с соседскими бабушками, музыкантами. А для Лены любые действия стали просто необходимостью. Лишь бы не останавливаться, не задумываться.